Когда Симмаху шел тридцатый год, в Морнхолде случилось великое ликование - у Лорда и Леди родилась девочка. Королева, пели люди, небо подарило нам Королеву! Для народа Морнхолда рождение наследницы - верный знак будущего мира и процветания.

Когда пришло время Обряда Имяположения августейшего младенца, рудники закрыли, и Симмах отправился домой, чтобы помыться и переодеться во все лучшее. "Я сразу прибегу домой и все тебе расскажу," - пообещал он матери, которая не могла присутствовать на церемонии. Она болела, а, кроме того, ожидалось великая давка, ибо жители всего Морнхолда желали приобщиться к благословенному событию; к тому же, будучи слепой, она бы все равно ничего не увидела.

"Сынок, - сказала она. - Прежде, чем уйдешь, пригласи ко меня жреца или целителя, ибо я могу покинуть сию юдоль прежде, чем ты вернешься."

Симмах склонился над ее одром и с тревогой заметил, что лоб ее пышет жаром, а дыхание учащенное. Он немедленно вскрыл половицу, под которой хранились все их сбережения. Однако их и близко не хватало, чтобы заплатить жрецу за лечение. Он решил дать, сколько есть, а остальное потом, как долг. Симмах схватил свой плащ и поспешил.

На улицах было полно народу, торопящегося в священную рощу, но двери всех храмов были закрыты и заперты. "Закрыто на время церемонии," - сообщали все вывески.

Симмах локтями пробил себе путь через толпу, и ему удалось нагнать какого-то жреца в коричневой рясе. "После обряда, брат, - ответил жрец, - Если у тебя достаточно золота, я бы с радостью навестил твою мать. Но милорд просил присутствовать всех священнослужителей - и я, принадлежа к их числу, не хотел бы его оскорбить."

"Моя мать тяжело больна, - умолял Симмах. - Милорд не заметит отсутствия одного жреца."

"Это так, да Архиканоник заметит," - раздраженно сказал жрец, освобождая свою рясу от отчаянной хватки Симмаха и исчезая в толпе.

Симмах попробовал уговорить других священников, и даже магов, но с тем же результатом. По улице прошли вооруженные стражники и оттеснили его своими пиками. Симмах понял, что августейшая процессия приближается.

Когда карета правителя города поравнялась с ним, Симмах бросился к ней из толпы и прокричал: "Милорд, милорд! Моя мать умирает-!"

"Я запрещаю ей делать это сей славной ночью!" - громко заявил Лорд и засмеялся, бросая в толпу монеты. Симмах был достаточно близко, чтобы обонять винный запах в августейшем дыхании. А его жена прижала младенца к груди и устремила на Симмаха негодующий взгляд: ее ноздри раздувались от презрения.

"Стража! - закричала она. - Уберите этого болвана." Грубые руки схватили Симмаха. Его избили и бросили на обочине лежать неподвижно.

Когда Симмах очнулся и встал, с раскалывающейся головой, толпа увлекла его и он видел Обряд Имяположения с вершины холма. Он видел клириков в коричневых рясах и магов в синих мантиях, собравшихся подле высокорожденных господ, далеко внизу.

Барензия.

Это имя смутно донеслось до слуха Симмаха, когда Верховных Жрец поднял спеленатого младенца и предъявил его обеим лунам по разные стороны небосклона: Йоун восходила, Йоуд же садилась.

"Узрите Леди Барензию, рожденную в землях Морнхолда. Ниспошлите на нее ваше благословение и совет, всеблагие боги, чтобы правила она во благо Морнхолда, и поместно, и окрестно, и присно."

"Благослови ее, благослови ее," - все люди подхватили призыв их Господина и Госпожи и воздели руки к небу.

И лишь Симмах стоял молча, опустив голову, ибо почувствовал сердцем, что его любимая мать ушла. И молча он поклялся страшной клятвой - что станет проклятием Лорда и отмщением за бессмысленную смерть своей матери, а его дитя Барензию возьмет в жены, и внуки его матери будут править Морнхолдом.

***

По окончании церемонии он взирал равнодушно, как процессия возвращалась во дворец. И тут он увидел жреца, которого уговаривал первым. Этот человек весьма охотно согласился пойти с Симмахом за наличное золото и обещание большего впоследствии.

Они нашли мать Симмаха уже мертвой.

Жрец вздохнул и спрятал монеты в суму. "Мне жаль, брат. Не беспокойся, ты можешь забыть о том, что остался должен. Это все, что я могу сделать для тебя. Похоже-"

"Верни мне мои деньги! - прорычал Симмах. - Ты не сделал ничего, чтобы их заслужить!" И он угрожающе занес правую руку.

Жрец попятился, готовый произнести проклятье, но Симмах ударил его по лицу, едва с губ жреца слетели первые слова. Тот с силой отлетел назад, ударившись головой об один из камней, выступавших из кладки очага. Он умер мгновенно.

Симмах подобрал золото и бежал из города. И на бегу он бормотал лишь одно слово, снова и снова, подобно заклинанию: "Барензия. Барензия. Барензия."

***

Барензия стояла на одном из балконов дворца и глядела вниз, на плац, по которому вышагивали солдаты, сверкая на солнце латами. Сейчас они построились в шеренги и приветствовали ее родителей, Лорда и Леди, вышедших из дворца с ног до головы в эбонитовых доспехах и в длинных пурпурных меховых мантиях на плечах. За ними вели в поводу лоснящихся черных коней под роскошными попонами. Родители поднялись в седла и направились к воротам, обернувшись, чтобы попрощаться с ней.

"Барензия! - кричали они. - Барензия, любимая, прощай!"

Девочка сморгнула навернувшиеся слезы и помахала им одной рукой, сжимавшей ее любимого плюшевого зверя, серого волчонка, которого назвала Вуффеном, а другую руку прижала к груди. До этого она ни разу не расставалась с родителями и даже не знала, зачем они уезжают. Она знала лишь, что где-то на западе идет война, и у всех на устах было имя Тайбера Септима, произносимое с ненавистью и страхом.

"Барензия!" - прокричали солдаты, вздымая свои пики, мечи и луки. А затем ее дорогие родители развернулись и поехали прочь, а вслед за ними - и все рыцари, пока двор совершенно не опустел.

***

А через некоторое время после этого была ночь, когда Барензию разбудила ее няня, поспешно одела и вынесла из дворца.

Все, что она сохранила в памяти из тех ужасных времен - это огромная тень с горящими глазами в небе. Барензия переходила из рук в руки. Появлялись какие-то чужеземные воины, потом исчезали, иногда появлялись вновь. Ее няня пропала и ее заменили какие-то чужаки, причем кто-то был еще более чужой, нежели прочие. Она находилась в пути несколько дней, а может, и недель.

Однажды утром она проснулась и, выглянув из кареты, увидела вокруг неприветливую, холодную местность, а среди бесконечных унылых серо-зеленых холмов, кое-где припорошенных грязно-белым снегом, высился большой замок серого камня. Она прижала к груди Вуффена обеими руками и стояла так, моргая со сна и подрагивая от промозглого рассветного холода, ощущая себя слишком маленькой и слишком темнокожей в этих бескрайних серо-белых просторах.

Они с Ханой, смуглой черноволосой девушкой, сопровождавшей ее несколько последних дней, вошли в замок. В одной из комнат у камина стояла крупная серо-белая женщина с серо-золотистыми, как лед на тусклом солнце, волосами. Она взглянула на Барензию страшными, ярко-голубыми глазами.

"Она достаточно... черная, верно? - женщина обратилась к Хане. - Я ведь никогда прежде не видела Темных Эльфов."

"Я сама не много про них знаю, госпожа, - сказала Хана. - Но у этой особи вполне подходят и рыжие волосы, и нрав, в том поручусь. Будьте осторожны. Она кусается. И не только."

"Ну, от этого я быстро ее отучу, - женщина усмехнулась. - А что это у нее за гадость? Фи!" Женщина выхватила Вуффена и бросила его в пылающий камин.

Барензия пронзительно закричала и едва не бросилась в огонь следом, но ее удержали несмотря на все попытки укусить и поцарапать обидчиков. Бедный Вуффен превратился в крохотную кучку золы.

***

Барензия росла, как южное растение, пересаженное в скайримский сад, под опекой Графа Свена и его жены Леди Инги. Со стороны казалось, что она катается, как сыр в масле - но внутри она постоянно ощущала холод и пустоту.

"Я взрастила ее как родную дочь, - вздыхала порой леди Инга, сплетничая с навещавшими ее соседками. - Но она же из темных Эльфов. Чего еще от них ждать?"

Эти слова не предназначались Барензии. Во всяком случае, она так считала. Но слух у нее был гораздо острее, чем у ее хозяев-нордлингов. К другим, еще менее приятным темноэльфийским порокам безусловно относились воровство, лживость и маленькие магические шалости - где огненное заклинаньице наложит, где немного полевитирует. А, когда она повзрослела, к ним прибавился еще и острый интерес к мальчикам и мужчинам, которые приносили весьма приятные ощущения и, к ее удивлению, еще и подарки. Инга не одобряла сего последнего увлечения по совершенно необъяснимым для Барензии причинам, поэтому той приходилось быть осторожной и, насколько возможно, держать все в секрете.

"А вот за детьми она ходит чудесно, - добавила Инга, имея в виду пятерых своих сыновей, все моложе Барензии. - На нее можно положиться: всегда присмотрит вовремя." Когда Йонни было шесть, а Барензии восемь, для них взяли учителя, и дети занимались вместе. Ей хотелось участвовать и в уроках фехтования, но графа Свена и леди Ингу привела в ужас сама подобная идея. Все, что ей позволили - стрелять с мальчиками по мишеням из маленького, почти игрушечного лука. В остальном же ей оставалось наблюдать за ними, когда они упражнялись с клинками, и лишь иногда, когда рядом не было никого из взрослых, участвовать в боях. И она знала, что по крайней мере не хуже них в этом искусстве.

"Однако она очень... горда, разве нет?" - какая-нибудь кумушка шептала Инге на ухо; а Барензия, делая вид, что не слышала, утвердительно кивала в душе. Она чувствовала свое превосходство над графом и его женой, и ничего не могла с собой поделать. Было в них что-то такое, что вызывало у нее пренебрежение.

Потом уже она прознала, что Свен и Инга были дальними родственниками последнего титулованного хозяина Замка Даркмур, и все поняла. Они были паяцами, обманщиками, а никакими не правителями. Во всяком случае, их не воспитывали править. Эта мысль странным образом возмутила ее, а из негодования выковалась чистая неприязнь к хозяевам. Она стала воспринимать их как омерзительных гадких насекомых, которых можно презирать, но нельзя бояться.

***

Раз в месяц прибывал гонец от Императора, привозил маленькую мошну золота для Свена и Инги и большой мешок сушеных грибов из Морроувинда для Барензии - ее любимое лакомство. Для этих случаев ее всегда заставляли выглядеть "презентабельно" - ну, настолько презентабельно могла выглядеть тощая темная эльфийка в глазах Инги - перед тем, как представить курьеру для краткой беседы. Гонцы почти всегда были разные, но все они смотрели на нее так, как фермер осматривает чушку, откармливаемую на базар.

Весной своего шестнадцатого года Барензия выглядела так, словно находилась на последней стадии готовности для "базара".
По размышлении, она решила, что проданной быть не желает. Помощник конюха, Строу, здоровый, мускулистый белобрысый парень, и при этом застенчивый, мягкий, любящий и довольно простой, уж несколько недель уговаривал ее бежать отсюда. Барензия украла мошну с золотом, оставленную гонцом, прихватила грибов из кладовой, нарядилась мальчиком в одну из старых туник Йонни и в его же ставшие тесными штаны... и в одну погожую весеннюю ночь они со Строу взяли двух лучших лошадей из конюшни и поскакали во весь опор на Вайтран, ближайший мало-мальски крупный город и место, где хотел побывать Строу. Однако и Морнхолд, и Морроувинд тоже лежали к востоку, а они манили Барензию, как магнитом.

Утром они отпустили лошадей по настоянию Барензии. Она знала, что их хватятся и бросятся в погоню, и надеялась таким образом сбить преследователей с толку.

Они шли пешком до раннего вечера, а потом передохнули несколько часов в заброшенной хижине. Они снова тронулись в путь на закате и пришли к воротам Вайтрана как раз к рассвету. Барензия заготовила для Строу что-то вроде пропуска, поддельное письмо, уверяющее, что его податель должен доставить посылку в городской храм от местного деревенского старосты. Сама она преодолела стену при помощи заклинания левитации. Она решила - и правильно, как оказалось - что стражи у ворот будут высматривать молодую темноэльфийскую девушку и парня-нордлинга, путешествующих вместе. А одиночные деревенские простачки вроде Строу были привычным зрелищем, не вызывавшим подозрений. Один и при бумагах он едва ли мог привлечь к себе внимание.

Ее нехитрый план возымел действие. Они встретились со Строу в храме, находящимся неподалеку от ворот; она и прежде бывала в Вайтране пару раз. Строу же ни разу в жизни не отдалялся от поместья Свена больше, чем на несколько миль.

Вместе они направились к обветшалому трактиру в самом бедном квартале Вайтрана. Барензия, закутанная в плащ, в перчатках и с надвинутым по утреннему холодку капюшоном, сумела скрыть свою темную кожу и красные глаза, и никто по пути не оглянулся им вслед. В трактир они зашли порознь. Строу заказал у трактирщика одноместную каморку, обильный ужин и два кувшина эля. Барензия прокралась несколько минут спустя.

Они весело пировали, празднуя свой побег, а затем с неистовством делили узкую койку. После всего, они провалились в глубокий сон без видений.

***

Они задержались в Вайтране на неделю. Строу заработал немного денег, разнося посылки, а Барензия обчистила ночами несколько домов. Она продолжала носить мальчишеские одежды. Она коротко постриглась и перекрасила свои огненно-рыжие волосы в иссиня-черный, еще больше усугубив камуфляж, и при этом все время была настороже. В Вайтране было не много темных эльфов.

Однажды Строу удалось найти для них временную работу: охранять купеческий караван, идущий на восток. Однорукий сержант поглядел на парочку с большим сомнением.

"Хе! - усмехнулся он. - Темный Эльф! Это ж все равно, что лисе стеречь курятник! Да и хрен с ним - мне нужны люди! В Моровин мы все равно не двинем, так что случая порезать нас самому у тебя не будет! А наши собственные бандюки все равно будут пытаться угрохать всех в караване!"

Сержант повернулся к Строу и оценивающе оглядел его. И тут он неожиданно сделал резкий выпад в сторону Барензии, выхватив свой короткий меч. Кинжал в мгновение ока оказался у нее в руке, и она встала в защитную позицию. Строу прыгнул ему за спину, изготовив нож. Сержант опустил клинок и снова усмехнулся.

"Неплохо, хлопцы, неплохо. А как ты со своим луком управляисси, Темный? - Барензия незамедлительно продемонстрировала свое мастерство. - Неплохо! Ты, хлопчик, будешь в дозоре в темное время суток и на послуху в усе остатнее. Верный Темный - это боец, какого поискать, всяк кажет. Я-то уж знаю. Я самому Симмаху служил, пока мне руку не отчекрыжили и не списали из армии."

"Мы могли бы его кинуть. Я знаю ребят, которые хорошо заплатят, - сказал Строу позже, когда они устроились на последнюю ночь в своей обветшалой каморке. - Или самим грабануть. Они очень богатые, эти купцы, Барри."

Барензия засмеялась: "Ну и что мы будем делать с такой кучей денег? А кроме того, нам необходима их защита на время пути - чтобы тихо уйти как можно дальше."

"Мы могли бы купить маленькую фермочку, ты и я, Барри - и осесть там, куда как мило."

"Мужик!" - презрительно подумала Барензия. Строу был крестьянином и лелеял в душе не более, чем крестьянские мечты. Но вслух она лишь сказала: "Не здесь, Строу, мы еще слишком близко от Даркмура. Надо идти на восток - у нас будет еще много подобных шансов."

***

Караван шел не восточнее Сангарда. Император Тайбер Септим I сделал многое для обеспечения относительной безопасности на трактах. Но пошлины кусались, и этот караван двигался, насколько возможно, боковыми тропами, в обход застав и патрулей. Что и подвергало их опасности нападения грабителей, как людей, так и орков, а также бродячего сброда всех рас и мастей. Но таковы уж издержки прибыльной торговли.

До Сангарда у них случились две подобные встречи. Первый - засада, о которой тонкий слух Барензии дал знать много загодя, и разбойники, окруженные с тыла, сами были застигнуты врасплох. Второй - ночное нападение смешанной шайки хаджитов, людей и лесных эльфов. Последние были искусными воинами, и даже Барензия не слышала, как они подкрались. В тот раз драка вышла жестокой. Нападавших отбили, но полегли двое стражей каравана, а Строу получил неприятный порез на бедре, прежде, чем им с Барензией удалось прикончить его противника-хаджита.

Барензия была вполне довольна жизнью. Она приглянулась словоохотливому сержанту, и большую часть времени проводила, сидя у костра и слушая его рассказы о похождениях в Морроувинде с Тайбером Септимом и Генералом Симмахом. Симмаха произвели в генералы после того, как пал Морнхолд, поведал сержант. "И хороший же он солдат, этот Симмах! Да только в Моровине у него еще какой-то интерес, хе, хе. Это не только война, ежели понимаешь, о чем я. Ну да ты, небось, малость больше меня о том знаешь."

"Нет. Я не помню, - сказала Барензия, изображая безразличие. - Я провела большую часть жизни в Скайриме. Моя мать вышла за человека из Скайрима. Но они оба умерли. Расскажи мне, пожалуйста, что сталось с Лордом и Леди Морнхолда?"

Сержант пожал плечами. "Не знаю. Померли, небось. Там огроменная драка была, до того, как Перемирие подписали. А теперича все тихо. Мож, и слишком тихо. Как перед бурей. Слушай, хлопчик, так ты на родную землю вертаешься?"

"Может быть, - сказала Барензия. На самом же деле ее влекло в Морроувинд и Морнхолд неодолимо, как мотылька на зарево горящего дома. Строу это чувствовал, и был недоволен. Впрочем, он был несчастен с тех пор, как им пришлось спать раздельно, поскольку Барензия почиталась в караване юношей. Барензии тоже не хватало этого, но, похоже, не так сильно, как Строу.

Сержант хотел нанять их и на обратный путь, но, когда они отказались, все равно выплатил премию и написал отличные рекомендательные письма.

Строу желал осесть в Сангарде навсегда, но Барензия настояла на продолжении путешествия на восток. "Я Королева Морнхолда по праву, - сказала она, в душе не совсем уверенная в истинности этого заявления -- а вдруг все это причудилось потерянному, напуганному ребенку? - Я желаю попасть домой. Мне нужно попасть домой." А вот это была уже несомненная правда.

***

Через несколько недель им удалось пристроиться к другому каравану, идущему на восток. К началу зимы они были в Рифтоне, почти у самой границы Морроувинда. Но погода испортилась, и им сказали, что ни один купеческий караван не рискнет выйти до середины весны.

Барензия стояла на городской стене и вглядывалась вдаль, в гряду заснеженных гор, стражей Морроувинда, высившуюся за глубоким ущельем, отделявшим от них Рифтон.

"Барри, - мягко сказал Строу. - До Морнхолда еще далеко, почти столько же, сколько мы уже прошли. И эти земли кишат волками, разбойниками, орками, да тварями похлеще. Нам нужно дождаться весны."

"Там Башня Зильгрод," - сказала Барри, имея в виду поселение Темных Эльфов, выросшее вокруг древней сторожевой вышки на границе Скайрима и Морроувинда.

"Стражи на мосту не пропустят меня, Барри. Это лучшие имперские воины. Их не подкупишь. Если ты пойдешь, то пойдешь одна. Я не стану пробовать или отговаривать тебя. Но что ты будешь делать там? В Башне Зильгрод полно имперских солдат. Станешь для них прачкой? Или гарнизонной девкой?"

"Нет," - ответила Барензии медленно и вдумчиво. В действительности подобная мысль не казалась ей совершенно непривлекательной. Она была уверена, что сможет заработать на жизнь, ублажая солдат. У нее было несколько подобных приключений на пути через Скайрим, когда она одевалась женщиной и потихоньку ускользала от спящего Строу. Она просто искала чуточку разнообразия. Строу был нежен, но скучен. И она была крайне, хотя и приятно, удивлена, когда мужчина, с которым она познакомилась, после предложил ей деньги. Строу же почему-то был очень недоволен: орал на нее, а потом дулся по нескольку дней, когда ему удавалось поймать ее за этими похождениями. Он оказался весьма ревнив. Он даже угрожал бросить ее. Но не сделал этого. Да и не мог.

Однако Имперские Стражи были грубы и жестоки по всем статьям, и Барензия наслышалась немало жутких историй за время их путешествий. Самые ужасные рассказывали бывшие ветераны легионов, не без мрачной гордости и со всеми подробностями. Как она понимала, они желали шокировать их со Строу - но при этом было очевидно, что какая-то доля правды в этих диких россказнях присутствует. Строу ненавидел эти грязные басни, особенно из-за того, что ей тоже приходилось их слышать. Но было в них нечто, что казалось ему привлекательным.

Барензия чувствовала это и подбивала Строу поискать других женщин. Но он сказал, что не хочет никого, кроме нее. Она честно призналась, что не испытывает к нему подобных чувств, просто он нравится ей больше прочих. "Так зачем же ты путаешься с другими?" - спросил как-то Строу при случае.

"Не знаю."

Строу вздохнул: "Говорят, все темные эльфийки таковы."

Барензия улыбнулась и пожала плечами: "Не знаю. Или, нет ... может, и знаю. Да, пожалуй, знаю, - она обернулась и нежно поцеловала его. - Наверно, в этом и есть объяснение всему."
"Там Башня Зильгрод," - сказала Барри, имея в виду поселение Темных Эльфов, выросшее вокруг древней сторожевой вышки на границе Скайрима и Морроувинда.

"Стражи на мосту не пропустят меня, Барри. Это лучшие имперские воины. Их не подкупишь. Если ты пойдешь, то пойдешь одна. Я не стану пробовать или отговаривать тебя. Но что ты будешь делать там? В Башне Зильгрод полно имперских солдат. Станешь для них прачкой? Или гарнизонной девкой?"

"Нет," - ответила Барензии медленно и вдумчиво. В действительности подобная мысль не казалась ей совершенно непривлекательной. Она была уверена, что сможет заработать на жизнь, ублажая солдат. У нее было несколько подобных приключений на пути через Скайрим, когда она одевалась женщиной и потихоньку ускользала от спящего Строу. Она просто искала чуточку разнообразия. Строу был нежен, но скучен. И она была крайне, хотя и приятно, удивлена, когда мужчина, с которым она познакомилась, после предложил ей деньги. Строу же почему-то был очень недоволен: орал на нее, а потом дулся по нескольку дней, когда ему удавалось поймать ее за этими похождениями. Он оказался весьма ревнив. Он даже угрожал бросить ее. Но не сделал этого. Да и не мог.

Однако Имперские Стражи были грубы и жестоки по всем статьям, и Барензия наслышалась немало жутких историй за время их путешествий. Самые ужасные рассказывали бывшие ветераны легионов, не без мрачной гордости и со всеми подробностями. Как она понимала, они желали шокировать их со Строу - но при этом было очевидно, что какая-то доля правды в этих диких россказнях присутствует. Строу ненавидел эти грязные басни, особенно из-за того, что ей тоже приходилось их слышать. Но было в них нечто, что казалось ему привлекательным.

Барензия чувствовала это и подбивала Строу поискать других женщин. Но он сказал, что не хочет никого, кроме нее. Она честно призналась, что не испытывает к нему подобных чувств, просто он нравится ей больше прочих. "Так зачем же ты путаешься с другими?" - спросил как-то Строу при случае.

"Не знаю."

Строу вздохнул: "Говорят, все темные эльфийки таковы."

Барензия улыбнулась и пожала плечами: "Не знаю. Или, нет ... может, и знаю. Да, пожалуй, знаю, - она обернулась и нежно поцеловала его. - Наверно, в этом и есть объяснение всему."